Д. Дилите. Античная литература. Гомер. Прочие черты поэтики поэм

Из книги Д. Дилите
Античная литература
Пер. с литовского Н.К. Малинаускене

ISBN 5-87245-102-4
ГЛК, 2003. Обложка, 487 стр. Цена 150 р.

Подробнее о книге

 

Распространено мнение, которое некоторые исследователи особенно подчеркивают, что эпос — это произведение, в котором коллективные интересы выше личных [27, 120]. Когда дело касается Гомера, это положение справедливо только с определенными оговорками. В «Илиаде», действительно, ахейское войско представляет собой некоторый коллектив, хотя подчеркивается и то, что для каждого отдельного воина поход — это средство обретения славы. В «Одиссее» никаких общественных интересов нет. Одиссей один противостоит ветрам, волнам, богам и людям. Поэтому, характеризуя гомеровский эпос, видимо, нужно бы больше подчеркивать не примат общества, но изображение объективных событий [16, 87–92]. Гомер спокойно рассказывает о мире, в котором беспрерывно чередуются жизнь со смертью, удача с неудачей, счастье с несчастьем. Иногда поэт появляется и сам, обращаясь к музам: «Мужа воспой ты мне, Муза» (Од. I 1); «Расскажите мне теперь, Музы, жительницы Олимпа» (Ил. II 484). Таких обращений в поэмах можно встретить только несколько. Чаще поэт ломает иллюзию объективного повествования и высказывает свою точку зрения при оценке того или иного поступка героев поэм. Так, в начале «Одиссеи», сказав, что царю Итаки не удалось спасти друзей, он не удерживается от замечания: «Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы, съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога» (Од. I 7–8). Определение «муж неразумный» заслуживает и Агамемнон, поверивший обманчивому сну (Ил. II 38), и Азии, не послушавший Полидаманта (Ил. XII 113), и другие неразумные герои (Ил. XII 127; XVI 46; XVI 686; XVII 236; XVII 497; XVIII 311 и т. д.). Конечно, эмоциональных оценок событий или действующих лиц поэм не слишком много. Гомер спокойно рассказывает о том, что происходит в пестром мире.

Героическим эпосом поэмы Гомера называются потому, что их герои могущественны, дали обжитого богами поднебесья величественны, замки городов высоки, ворота крепки, башни огромны. Героический эпос — это обычно поэмы активного действия [1, 49–90].

Для описания величественного мира прошлого подходящими становятся сложные эпитеты. Это длинные, медленно произносимые слова, множество которых возвышается над более короткими, как бы меньшими словами: длинноодежные троянки, сладкоулыбчивая Афродита, эгидодержец Зевс, шлемоблещущий Гектор, многовесельные корабли, меднопорогие дома и т.д.

Однако Гомер видит мир как гармоничное целое и такой эпический монументализм прекрасно соединяет с его противоположностью — детализацией и бытом. Поэт подробно изображает битвы, спортивные состязания, стирку, охоту, пиры, дворцы, пастушеские занятия. Так, в XIX песни «Одиссеи» царь Итаки, притворившийся нищим, возвращается в свой дом. Бедный странник заслуживает благосклонность Пенелопы, и она приказывает Евриклее омыть ноги гостю, отказавшемуся от купания. Поэт неспешно рассказывает, как старушка взяла блестящий медный таз, налила холодной воды, затем столько же горячей и, начав мыть гостю ноги, нащупала шрам, по которому узнала хозяина. Вместо того, чтобы сказать, какие чувства охватили Евриклею, поэт спокойно вспоминает, откуда взялся этот шрам. Он подробно излагает, как когда-то дед этого странника приветствовал прибывшего к нему погостить внука, как его угощал, как уложил спать, как наутро все отправились на охоту, как Одиссея ранил огромный вепрь, как заживала рана, как он вернулся домой. И только рассказав обо всем, Гомер возвращается в покои Пенелопы, где нащупавшая шрам Евриклея лишается дара речи, но поэт успевает заметить, что нога Одиссея, которую нянька отпустила от неожиданности, ударилась об таз, как тот зазвенел, наклонился и вода пролилась на пол.

Все эти бытовые мелочи, описания вещей и работ не противоречат возвышенному и величественному слогу Гомера, не вызывают комического эффекта. Это происходит из-за особой эстетической установки Гомера. Он ведь все прославляет: богов и людей, животных и растения, воду и землю, оружие и посуду. Мир представляется поэту прекрасным: прекраснокудрая Калипсо, прекраснообутые ахейцы, прекраснокудрявые их жены, благозданная Итака, прекрасногривые кони, прекрасновенчанная Микена и т. д. Гостящие в доме Менелая юноши идут купаться в красивую купальню, красивый, как бог, Телемах отправляется в путь, Ахилл играет на красиво украшенной лире, Одиссей гордится, что может взять в руки красиво изогнутый лук, его соратники красиво натягивают паруса, изящно танцуют веселые танцоры у феаков, сын Приама красиво запрягает повозку. Поэт любуется каждой изящной вещью, каждым умело выполняемым делом, и такая его эстетическая установка уравнивает и великие дела, и мелочи.

«Прекрасным Гомер считает прежде всего то, что соответствует традиции, общепринятым порядкам, старинным обычаям и нравам героического века, причем ясно чувствуется аристократический родовой корень этой эстетики. Прекрасным является тут не прерывать говорящего, принимать иностранцев и учтиво с ними обращаться, защищать родину и не отсутствовать в опасные для нее моменты времени, побеждать и умирать на войне и т. д. Прекрасно, далее, для Гомера в области общественно-личной то, что гуманно, человеколюбиво, солидарно. Гостю прекраснее переночевать у хозяина, чем в пути; нищего обижать не прекрасно; друзей прекрасно поддерживать, не прекрасно волочить побежденного врага в грязи. Прекрасно далее, чувство сытости, довольства, удовлетворение от пиршества, угощений, сластей, музыки, пения, от воинственных дел, от жизни вообще, понимаемой как достижение, как сила и здоровье, как власть, как победа. Прекрасно, наконец, и все целесообразное, все происходящее вовремя, осмысленно, разумно, как надо» [28, 115]. Сияние и блеск меди, серебра, золота в мире Гомера подчеркивают не столько его богатство, сколько свет, сияние, красоту. Этот красивый, блестящий мир — не рай, не имеющий никаких недостатков и зол, а космос — стройное, гармоничное целое. Рядом с красотой и добром существует множество страданий и мук, предназначенных для людей, проживающих короткую жизнь. Ахилл говорит Приаму, что во дворце Зевса стоят две амфоры: в одной — несчастья, в другой — блага. Из них владыка богов и людей, смешав, посылает людям и радость, и горесть. Как пример Ахилл вспоминает судьбу своего отца Пелея: боги щедро одарили его богатством и властью, даже дали ему в жены богиню, однако Пелей дождался только одного сына, который не опекает своего старого отца, потому что отбыл на войну (Ил. XXIV 527–543). Человек в эпосе Гомера мудро осмысляет свое место в мире:

Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:
Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,
Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают;
Так человеки: сии нарождаются, те погибают.

(Ил. VI 146–149)

За житейскую мудрость, выраженную в этом и других местах поэм, греки почитали Гомера как философа и учителя. Многие строки в обеих поэмах звучат как вечные истины: «Дух терпеливый Судьбы даровали сынам человеков» (Ил. XXIV 49); «Не бесславно ему, защищая отчизну, / Здесь умереть» (Ил. XV 49б–497); «Благородно / Быть для друзей угнетенных от бед и от смерти защитой» (Ил. XVIII 128–129); «Сколь здесь благие дела нам спасительней дел беззаконных» (Од. XXII 374); «Несказанное там водворяется счастье, / Где однодушно живут, сохраняя домашний порядок, / Муж и жена, благомысленным людям на радость, недобрым / Людям на зависть и горе, себе на великую славу» (Од. VI 82–85); «Кто здесь и сам без любви, и в поступках любви не являет, / Тот ненавистен, пока на земле он живет, и желают / Зла ему люди; от них поносим он нещадно и мертвый; / Кто ж, беспорочный душой, и в поступках своих беспорочен — / Имя его, с похвалой по земле разносимое, славят / Все племена и народы, все добрым его величают» (Од. XIX 329–334);

Поэт показывает, что иногда люди преступают установленные богами границы. Ахилл непомерно гневается, оскверняя тело Гектора, сватающиеся к Пенелопе женихи без всякой меры своевольничают в чужом доме, но нарушенная гармония была восстановлена, когда Ахилл заплакал вместе с Приамом или когда Одиссей отомстил женихам. Нарушив меру, космический порядок, человек должен заплатить за свой грех. Когда вернувшийся Одиссей жестоко расправляется с женихами, Гомер поясняет: «Диев их суд поразил; от своих беззаконий погибли» (Од. XXII 413).

Прекрасный, гармоничный мир, состоящий из противоположностей, поэт воспевает в поэмах прекрасной, симметричной формы, в поэмах, которые написаны певучим размером — гекзаметром, основа которого — чередование долгих и кратких слогов. Нужно обратить внимание на то, что стихосложение новых времен опирается совсем на другой принцип: чередование ударных и безударных слогов. Античные рапсоды всегда исполняли поэмы в сопровождении кифары. Видимо, наполовину исполняемый нараспев, наполовину декламируемый гекзаметр звучал похоже на песенную поэзию наших дней.

Таким образом, Гомера надо читать неспешно, стараясь вслушаться в его мысли и слова. Сколько мы услышим, зависит от нас самих, потому что, по словам Диона Хрисостома, Гомер каждому — и старцу, и мужу зрелого возраста, и ребенку— дает столько, сколько тот способен взять (Dio Chrys. XVIII 8).