Н. Т. Нурулла-Ходжаева. Один из фрагментов истории передачи знаний: Дом мудрости Аббасидов и о чернилах в реке Тигр

Неправомерность универсального использования западо-центристского термина «средние века» (как и термина «Византия») очевидна, в частности, при рассмотрении расцвета переводческой, научной и философской деятельности при Аббасидах, благодаря которым в Багдаде во второй половине VIII века был создан и мощно развит знаменитый Дом Мудрости. Ниже мы приводим небольшой текст об этом ярчайшем феномене: доктор философских наук Наргис Талатовна Нурулла-Ходжаева предлагает свое видение процессов, приведших к расцвету учености при Аббасидах.

Наргис Талатовна Нурулла-Ходжаева (далее Н.Н.) – автор диссертации Общинность как социокультурный феномен: диалектика традиции и модернизации (на примере Центральной Азии), а также двух монографий и ряда статей по проблемам Центральной Азии. В одной из последних работ Н.Н. писала: «Центральная Азия благодаря своей “центральности” как в географии, так и в культуре, всегда балансировала между самыми разными крайностями, среди которых были ориентализм и европоцентризм, Россия и Ближний Восток…». Такое уважение к «центральности» фиксируется во всех научных работах автора, также сохраняется в ее лекциях по истории/культуре региона. Н.Н. преподает как в Таджикистане (Технологический Университет Таджикистана), так и на своей «второй Родине», в Москве (в МГИМО). В 2015 г. Н.Н. в качестве приглашенного профессора читала курс лекций в Ливанском католическом Университете (La Sagesse).

В настоящее время Н.Н. является старшим научным сотрудником Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН (г. Москва), а также ведет общественную работу в  качестве вице-президента Международного Фонда культуры им. З. Шахиди (г. Душанбе). 

© Н. Т. Нурулла-Ходжаева 2016

Однако «событие» поучительнее увидеть, вероятно, не как единичное, а попытаться представить арабов как участников нескончаемого цикла процесса приумножения знаний. Данный процесс, разумеется, временами ускорялся или замедлялся, но его феноменальность состоит именно в постоянном движении. Такой вариант возможно представить и через призму истории Аббасидского Дома Мудрости и греческих переводов на арабский язык.

Предлагаю начать с древней истории, с империи Ахеменидов (VI-IV до н.э.). Это государство признается одним из самых значимых в древнем мире. Устойчивость империи, которая все еще вызывает восхищение исследователей, была основана на инновационном сочетании двух научных направлений: имперской идеологии и политической астрологии. Для их развития у Ахеменидов была своя сеть интеллектуалов, которая занималась сбором, переводом, копированием, редактированием исторических и религиозных исследований (переводы на древнеперсидский делались с арамейского, эламского, аккадского, древнеиндийского, китайского…). Официальной религией Ахеменидов был отчасти зороастризм.

Интригующе привести ссылку на известного историка Хамза ал Исфахани (ум. 961) писавшего, что одна из причин того, что Александр Македонский сжигал зороастрийские книги, после их перевода на греческий в том, что он считал «ни один другой народ не собрал столько наук, сколько смогли [персы]» . Но, предположительно, именно по инициативе великого полководца были сделаны многочисленные переводы на греческий и египетский, и таким образом часть ахеменидских, в большей части зороастрийских текстов были переданы далее. Но, это конечно, не смягчило отношение зороастрийцев к Александру, называвших его не иначе как Gujastak («злой»). О потерях огромного числа источников из-за тогдашних книжных пожаров с печалью писал и известный центрально-азиатский ученый-энциклопедист Бируни (973-1048) в своей «Хронологии древних народов» .

Но, к счастью, в истории передачи знаний мы говорим не только о пожарах и войнах. После Ахеменидов инициатива перешла к греческим городам, позднее – к Сасанидам (224-651). Наиболее почитаемым сасанидским императором был Хосров I (Ануширван 531-78), оберегавший ахеменидскую традицию сохранения знаний. Согласно летописям, этот император читал Платона в подлиннике, и после закрытия Академии в Афинах, он с почетом принял гонимых императором Юстинианом (483- 565) ученых. Им же была основана знаменитая Гундешапурская академия, ставшая впоследствии прототипом Аббасидского Дома Мудрости.

Меньше столетия прошло со времени смерти Хосрова I, и на границах Сасанидской империи появились мусульмане. Начиная с середины VIII века рукописные сокровища зороастрийской, персидской, греческой цивилизации перешли к Аббасидам (750-1258). Арабы, порой с едва уловимой ревнивой ноткой, называют эту династию «персидской». Причина такой вспыльчивости в том, что решающую роль в победе династии Аббасидов над Омейядами в 750 г. сыграли выходцы из Хорасана (это часть Центральной Азии и севера Персии), а также в том, что Аббасиды настаивали на особом почитании имперской персидской культуры. При Аббасидах персоязычная хорасанская диаспора имела особые привилегии (например, исследователи из Хорасана имели многочисленные льготы, или же вклад в политику знаменитой семьи Бармаков, о которых упоминают в сказках «Тысячи и одна ночь»).

Интенсивность трансмиссии знаний в период Аббасидов происходит через греко-арабскую переводческую деятельность. Представители этой династии щедро поощряли работы переводчиков; среди них, в особенности, халифы Абу Джафар ал Мансур (754-775), Харун ал Рашид (786-809)и Мухаммад ал Мамун (813-833). Последний самым масштабным образом спонсировал работы как переводчиков, так и ученых в Центре науки исламского мира, в Доме мудрости (Баит-ал-Хикма и позднее Дар-ал-Хикма), который был создан и успешно развивался в Багдаде. Дом мудрости состоял из бюро переводчиков, библиотеки (Хизанат ал-Хикма), хранилища книг, академии ученых и интеллектуалов, которых приглашали со всей огромной империи. Их первостепенной задачей было хранение знаний; это было то, что арабские историки назвали хранилище книг мудрости или просто хранилище мудрости .

По выражению Джонатана Лайонса Дом Мудрости был «коллективным институциональным и имперским выражением ранних интеллектуальных амбиций Аббасидов, и их официальной государственной политики» . Такой имперский оттенок воспринят Аббасидами от Ахеменидов, и это можно уловить как во внутренней политике, например, в процессе оформления дворцового этикета, так и во внешней: речь идет об отношении халифов к своему основному политическому оппоненту – империи Ромеев (الرُّومُ [ru:m] на арабском, персидском/тюркском; данный термин упоминается и в Коране). Ей присвоили имидж не просто государства неверных, а, скорее, страны, погруженной во мрак недоверия. Обосновывалось это не столько разницей в вопросах религии, сколько «нерациональностью» Ромеев (как писал Ал-Гахиз) и их неуважением к своим предкам, т.е. к античным грекам. И поэтому «мусульмане [считали], что если они отвергнут достижения греческой науки, и не будут поощрять переводческую деятельность, то будут такими же [недостойными], как и византийцы» . Переводы, тем самым, обеспечивали мусульман идеологическим инструментарием в борьбе с Империей Ромеев. И, что немаловажно, Ислам того периода, защищая ценности эллинизма, резко контрастировал как с раввинским иудаизмом, так и со сторонниками Нового Завета. В этом ключе поучительны доводы признанного арабского философа Абу Юсуф ал-Кинди (795-865), утверждавшего, что «знания облагораживают, независимо от их источников».

Естественно, что поощрение халифами развития многочисленных интеллектуальных проектов обеспечивало выдачу огромных субсидий со стороны как государства, так и общественных и частных фондов. К этому процессу была привлечена и дипломатия. Перед многочисленными дипломатическими представительствами во всех известных странах (в том числе Империи Ромеев, Сицилийском королевстве и т.д.) ставились задачи сопровождать разного рода государственные требования просьбами о выдаче или копировании книг. Таким путем в Дом мудрости были доставлены работы Аристотеля, Платона, Евклида, Гиппократа, Галена и многих других греческих авторов. Среди условий заключения мира между двумя супердержавами (Аббасидской империей и Империей Ромеев) был пункт по доставке копии работы Птолемея об астрономии, вскоре признанной и ценимой арабами, и позднее известной на латыни как «Альмагест» (лат. Almagest, араб.لكتاب المجسطي , al-kitabu-l-mijisti “Великое построение).

Все переводы велись огромным и одновременно сложным нетворком переводчиков, и те, которые занимались греко-арабским переводом, были, в большей своей части, христиане (выходцы из земель Плодородного полумесяца ). Некоторые наиболее известные имена, приводит в своей книге татарский просветитель Марджани: Батрик и его сын Йахъя ибн аль-Хаджад ибн Матар (из мелкитов) и Киста ибн-Лука (из самой Греции); Абд ал Масих ибн На'има аль-Химси (переводчик Плотина) и Ях'я ибн-Ади (они были из яковитов), семья Хунайн ибн Исхак ал-Ибади (809-873) и Матта ибн Юнус (из арабо-говорящих несторианцев), Хусейн ибн Батрик и др. .

Предшественники этой знаменитой плеяды работали в основном на персидском материале, т.е. выполнялись переводы греческих трудов на арабский с переводов, ранее сделанных с Пехлеви на ново-персидский. Воспитание своих греко-арабских переводчиков заняло время. Тому свидетельство (и таких посланий предостаточно) обращение халифа Ал-Махди (744-785гг.) к известному несторианскому патриарху Тимофею I (780-823) с просьбой помочь с переводом труда Аристотеля «Топика» . Но, скоро просьбы такого рода будут звучать реже, и одну из причин излагают сыновья Мусы ибн Шакира, выдающиеся ученые, устроители знаменитой обсерватории (850-870) при Доме мудрости: а именно, ежемесячная зарплата в пересчете на современный лад (золотом) составляла примерно 24 000 амер. долларов . Разумеется, такой уровень привлек лучшие умы исламской и христианской ойкумены.

Однако еще интереснее проследить продолжающийся диалог между Ал-Махди и Тимофеем I. Он имел место еще и потому, что патриарх перенес свою резиденцию в Багдад, и потому, что ситуация требовала комментария в защиту религиозных ценностей. Каждая из сторон для усиления своих доводов использовала аристотелевскую «Топику», и все эти перипетии нашли свое отражение и поддержку в летописях единоверцев, а также в трудах самого Тимофея I . Но важно, что для мусульманской стороны Ал-Махди впервые показал умение аргументированно вести общественный религиозно-политический диспут, стимулируя тем самым серию таковых по всему «Дар ал Ислам». Для такой серьезной работы нужны были иные источники. Таким образом, развитие мысли подводят Аббасидов к замене прагматического интереса к греческим наукам (математика, геометрия, астрономия) на академическую экспертизу, и это выводит науку империи на системность. Основным индикатором этого процесса стало мощное развитие арабской фалсафы – философии.

Первым шагом стала, вероятно, компаративистика, и в том числе в сфере религии. Возникновения такого рода фактов постепенно регистрируют историки. Например, сын Ал-Махди, известный герой сказок «Тысяча и одна ночь» Харун ар-Рашид обращается с письмом к императору Ромеев Константину VI (780-797). В нем есть ссылки на Ветхий и Новый Заветы, что свидетельствует о наличии их переводов . Их вероятно, было уже немало. Ссылки на Библию на арабском языке, основанную на Септугинте,есть в трудах иракского ученого Ибн Кутайба (828-889гг.), а также у известного комментатора Корана и историка Ал-Табари (839-923гг.). Это также подтверждает другой авторитет, мусульманский историк Абу aл-Хасан Али ал-Масуди (ум. 956). Он писал о том, что “текст Септугианты переводился на арабский раннее, [перевод] делался также и современниками, в том числе и Хунайн ибн Исхаком» . Хотя многочисленные переводы до нас не дошли, но ремарка ал-Масуди признается достоверной. В книге Китаб ал-Фихрист библиограф Абу л-Фарадж Мухаммад ибн Исхак ибн ан-Надим (995/8 ум.) упоминает о переводах Библии выполненных Ахмад ибн Абд Аллах ибн Салам .

На протяжении 150 лет, арабские переводчики представили перевод всех имевших на то время место трудов античных греков как по точным наукам, так и по философии. Этот процесс естественно дал толчок к признанию арабского языка «универсальным». Далее происходит развитие, связанное с оформлением системы высшего образования по всему Востоку (один из сохранившихся проектов, это Ал-Азхар, в Египте).

Однако постепенно, начиная с ХII в. растут признаки унижения рациональности в Исламе (этот путь во многом схож с тем, что переживало ранее христианство). Монгольское разрушение Багдада в 1258 г. лишь усилило все эти тенденции. Великолепная коллекция книг Дома мудрости была выброшена в реку Тигр, так что она на несколько месяцев окрасилась в темные тона из-за чернил, которыми писались книги .

В марафоне по сохранению и передаче знаний параллельно с Домом Мудрости принимали участие другие центры исламского мира, например, фатимидский Египет. Халиф аль-Хаким Биамриллах (996-1021) имел сеть библиотек, в которых насчитывалось приблизительно 600 000 томов. Также была Аль-Андалусия – мусульманская Испания. В ней было около 70 публичных библиотек, с приблизительно таким же масштабом; кроме того, в Испании публиковали от 70 до 80 тыс. книг, тогда как библиотека знаменитой испанской четы Фердинанда и Изабеллы, признанная самой большой в средневековой Европе, насчитывала 15370 книг и манускриптов , и когда в XIV в. Карл V Мудрый основал парижскую Национальную библиотеку, в ней было всего 900 томов. Разумеется, после падения Толедо в 1085, Кордовы в 1236 и Севильи в 1248, и Гранады в 1492 г. ресурсы мусульман (то, что удалось сохранить в войне) хлынули в Европу. Исламские исследователи знакомят европейцев с индийско-арабскими цифрами, высшей математикой, новыми медицинскими идеями и свежим видением в философии, так же, как и широкой интерпретацией христианских религиозных ценностей. Но это уже новый этап в процессе трансмиссии знаний….