Т.Л. Александрова «Евдокия Августа». Часть 3. Глава 1

Отъезд Евдокии был назначен на четверг пасхальной седмицы. Пасха в тот год выпала ранняя: в шестой день до априльских календ. Весна уже воцарилась во всей империи, долее медлить было нельзя, ибо в априлии погода неустойчивая и ясные дни могут смениться дождливыми. За два месяца подготовку к путешествию  провели со всей тщательностью: магистраты и епископы всех областей, по которым предстояло проезжать василиссе, были оповещены, подобающие покои для ночевок и царский дворец в Иерусалиме приготовлены. В качестве дара святому городу царица везла огромный золотой крест, усыпанный драгоценными камнями, который специально выковали ради того, чтобы установить на Голгофе. Архиепископ же Иерусалимский Ювеналий сообщил в письме, что ради прибытия высокой гостьи готов ускорить освящение построенной и отделываемой  базилики мученика Стефана. При звуке этого имени сердце Евдокии сильно забилось.

Ad claras Asiae volemus urbes! — пела в ее душе катулловская строчка. Как и у поэта, сердце ее заранее трепетало, а ноги, казалось, окрепли и готовы были бежать по неизведанным тропам.

Несмотря на пышность приготовлений и горделивое заявление о возвращении к константиновской традиции покровительства царского дома Святой земле, Феодосий позволил жене отправиться в Иерусалим неохотно, скрепя сердце. До последнего надеялся, что она передумает. В ночь накануне отъезда оба почти не спали: она в радостном предвкушении, он — в тоске и тревоге. Забывшись сном под утро, Евдокия проснулась оттого, что почувствовала на себе взгляд мужа. Он сидел на ложе в ногах и, не отрываясь, смотрел на нее.

— Как же это я с тобой расстаюсь, радость моя? — недоуменно спросил он.

— Ты так говоришь, будто я уезжаю насовсем! — улыбнулась она, глядя на него сквозь полусмеженные ресницы. — Я же скоро вернусь! Месяца через три, а может быть, и раньше.

Евдокии стало жаль его. Она тут же одним движением поднялась, вся подалась к нему, обвила его руками за шею, прижалась щекой к его щетинистой щеке.

— Возвращайся скорее, ради Бога! — со слезой в голосе произнес он, крепко прижимая ее к себе. — Надо вернуться до жары. Путешествовать в летние месяцы под палящим солнцем невыносимо тяжело. Умоляю: береги себя! Никуда не отлучайся одна, не отпускай свиту. Не говори наедине с незнакомыми людьми. За столом ни к чему не притрагивайся первой. Пусть пробуют все: и пищу, и питье. Не пей воды, где попало! Не соглашайся ни на какие конные поездки для осмотра местных красот. Не ходи по горным тропам.

Старушечьи предостережения в устах царственного супруга Евдокию немного смешили, но спорить с ним она не хотела.

— Обещаю, милый: буду очень-очень осторожна. И никаких развлечений, только необходимые церемонии встречи и молитва в храмах и монастырях. Это строгое паломничество, а не увеселительная поездка. Ты же помнишь, в какой миг я дала  обет.

…Уже переправились на пароме через Воспор, любуясь удаляющимся городом и возводимыми у самой воды приморскими стенами. И вот уже повозка царицы, скрипя и подпрыгивая, бодро катится по мощеной дороге посреди обоза из двенадцати таких же каррух: приняты все меры предосторожности, чтобы ее нельзя было отличить сразу. Обоз сопровождает отряд каваллариев.

Мелькают и меняются за окошком виды. Сначала все привычно. Как в окрестностях Константинополя: по правую руку Воспор, множество суденышек, больших и малых скользят по его голубой глади.  Каждые два-три часа краткая остановка на постоялом дворе, кормление лошадей, небольшой отдых. Постоялых дворов много, через семь-десять миль. Каждый имеет свое название, о котором сообщает деревянная вывеска, а то и каменная доска, расписанная в соответствии со вкусом и возможностями владельца. Почему они так называются, нередко ведает один Бог: Нарсет, Пандикия, Понтам, Ливисса. У Евдокии свой путеводитель с названиями дорожных станций и указаниями, сколько миль до ближайшей, и она каждый раз внимательно сверяется с ним. Весь путь многократно объезжен, отлажен. Тысячи паломников проследовали им до нее.

Останавливаются не на всех станциях. Лошадей для царского обоза, конечно, дают самых лучших и без задержек. Первая ночевка — в Никомидии, в шестидесяти милях от Константинополя. У освещенных закатным солнцем крепостных стен народ торжественно встречает василиссу и ее свиту. Никомидия — великолепный некогда город, Диоклетианова столица, за минувшие сто лет сильно пострадавшая от ряда крупных землятресений и отстроенная заново, хотя уже не в прежнем блеске.  Огромный квадратный дворец Диоклетиана имеет вид  запущенный и обветшалый. Впрочем, для высоких гостей несколько покоев привели в порядок.

В Никомидии августе случалось бывать не раз, но на один день она решает задержаться. В городе множество мощей мучеников, пострадавших в то последнее страшное гонение. Первая среди мучениц — Приска или Александра, жена императора-гонителя. В глубокой задумчивости прикладывается Евдокия к ее окованной серебром гробнице. Вот ведь как бывает: была царицей, стала мученицей! Бог возносит и Бог смиряет…

Дальше три дня быстрой езды до Анкиры. Сначала все те же невысокие горы, густо поросшие сосновыми лесами, между ними глубокие овраги, шумливые реки в долинах. Но постепенно виды меняются. Горы ниже, деревья все больше низкорослые, почва — то красная глина, то белые пески, и повсюду радостная весенняя травка. В ничем особо не примечательной Анкире еще день остановки и потом три дня пути до Кесарии Каппадокийской. Этот город лежит немного в стороне от основной дороги паломников, но Евдокия решила непременно его посетить.

Тут уже совсем незнакомые виды: плоские равнины, соленые озера, белые пески, и над всем — какое-то особенно просторное небо с кучевыми облаками. Веет незнакомой Азией.  Евдокия думает о первопроходцах-эллинах, некогда оказавшихся в этих местах. По таким же широким долинам мерил свои утомительные парасанги Ксенофонт. А потом, меньше века спустя, этими дорогами шли на Восток воины Александра Великого. Тогда это были дикие варварские страны, теперь же — благоустроенная провинция государства ромеев.

Обоз растянут в длину на полмили. Впереди кавалларии с развевающимися знаменами-лабарами. За ними, вереницей, двенадцать повозок. Все одинаковые, не разобрать, в какой царица. Так задумано ради безопасности. На постоялых дворах задерживаются только покормить или сменить лошадей, на ночлег останавливаются в городах. Местные магистраты оповещены, помещения, достойные царственной гостьи, приготовлены. В небольших поселениях остаются только на одну ночь. В крупных предусмотрены задержки на два-три дня с посещением святынь.

Царицу сопровождает целый отряд охраны: кавалларии, доместики, евнухи-спафарии. При ней все ее шесть кувикуларий во главе с вечно ворчащей Феодосией. В свите  неизменные медики, многочисленная обслуга самой царицы и ее приближенных. Тут же какой-то чиновный сбор: нотарии, скриниарии, тавелларии — многих Евдокия не знает и не понимает, зачем они едут в таком количестве. Распоряжается всем комит доместиков Сатурнил, плотный человек лет сорока, с красивой проседью в иссиня-черных кудрявых волосах.  Он подвижен, как живое серебро, и, кажется, наделен способностью находиться одновременно во многих  местах. Тут же кое-кто из клира: несколько пресвитеров из базилики Апостолов и Софии. Да, Феодосий был прав: на подготовку столь пышного выезда потребовалось немало времени!

Сама Евдокия пригласила только Григория с Андроником, памятуя, что оба они родом из Антиохии. Царица решила сделать обоим подарок: дать возможность побывать в родных краях.

Во время переездов Евдокия сидит у окошка, подставляя лицо напоенному запахом трав встречному ветру, и как когда-то на палубе судна, идущего из Афин в Константинополь, с жадностью ловит глазами медленно сменяющиеся виды, стараясь запечатлеть в памяти каждую подробность. Она как будто вернулась в свои шестнадцать лет — возраст первого путешествия! Порой, увидев что-то интересное в окошке с противоположной стороны, августа внезапно бросается к нему. В первый день пути все шесть мест в каррухе были заняты и всякий раз, как царица вскакивала со своего места, кувикуларии дружно ахали, в страхе, что она сейчас упадет. В конце концов двум из них пришлось пересесть в другую повозку, а для Евдокии освободили целую скамью.

Мир внезапно раздвинулся! Как мало она, оказывается, знала, как мало видела, хоть и достигла возраста Христова! Невыразимые чувства волнуют душу царицы при одной мысли, что все эти необъятные просторы находятся под ее властью и что за все эти земли она когда-нибудь будет держать ответ пред Богом. «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его…» Всюду бушует весеннее цветение, земля в убранстве смарагдовой листвы и травы подобна вечно цветущему раю. И они с Феодосием, как Адам и Ева, должны возделывать и хранить весь этот вверенный им  земной сад! Но почему, почему она видит все это великолепие одна? Они должны были ехать вместе! Сейчас она это понимает как никогда ясно!